Время прочтения – 8 мин

В первой части

«Мне позвонил папа в 6:00: «Лера, началась война! Обстреляли Киев!» И я такая: «Ну, и что? Нас тут и так обстреливают совсем рядом!» ... Я подумала, что родители мои, как всегда, паникуют раньше времени».

***

«Я просто не могла поверить, что может быть такой уровень жестокости. Никто не думал, что город будут так планомерно уничтожать, квадрат за квадратом».

***

«Утро проходило так: ты просыпаешься. Если есть у тебя что-то сухое покушать – печенье, например – ты поел, идешь «на костер». Если его зажгли, тебе нужно закипятить воды, потому что питьевой воды не было, и мы всю воду кипятили».

***

«Я больше не укладывала своих детей спать днем, чтобы положить их часов в 7 вечера. А потом мы с соседями пили, играли в карты, пели песни. Я первый раз в жизни пила спирт с малиновым компотом».

***

«А еще тогда мы смеялись, что Мариуполь станет городом-героем и про нас снимут сериал "Блокадный Мариуполь"».

Часть 2

Второй побег

Я всегда знала, что мы уедем. Нужно было просто выждать момент. Он наступил недели через две…

…17-18-го числа нас ужасно бомбили. В доме были выбиты уже все окна. В нашем подвале уже были люди со всех окрестных домов. Нам больше некуда было бежать.

“Мы понимали: мы следующие. Все вокруг уже уничтожили. Нас еще не уничтожили, потому что просто не дошла наша очередь. Дойдет не сегодня, так завтра. Мы сидели как на убой”.

И тут я увидела, что сосед тащит в машину одеяло.

Я к нему прибегаю: «Андрей, вы что – едете?» Он говорит: «Есть информация: якобы, вчера люди выехали. Сейчас туда поехали несколько человек, чтобы посмотреть, открыт ли блокпост и существует ли какая-то старая дорога в объезд». И я говорю: «Я еду с вами». Он сказал: «Ты должна понимать, мы будем ехать быстро, ждать никого не будем. Если ты отстанешь, поедешь сама. И мы не знаем, что там, мы едем наудачу».

Я ответила: «Я еду с вами».

Я побежала к соседке, которую обещала взять с собой. Она одна с сыном, муж у нее в «Азове». Я пообещала, что я ее вывезу. Она согласилась, и мы бегом стали выкладывать наши вещи из машины, чтобы она могла сесть с ребенком. И чтобы она могла взять свои.

Поэтому у меня с собой осталась только спортивная сумка с вещами детей, маленькая сумка с моими плюс старый ноутбук. И поэтому мои дети ехали без автокресла – мы его оставили, потому что оно не помещалось.

"Мы выстроились в колонну. Мне сказали, что я еду последней – пятой. И что должна буду догонять, потому что ждать меня никто не будет".

…А в это время на костре осталась вариться моя каша. В подвале остались лежать наши вещи. Я снова отдала ключи соседям, и мы поехали…

Мариуполь. Апокалипсис

Мы выехали и стоим. Я стала нервничать: мол, почему стоим, почему не едем?! И вижу, навстречу нам – украинский танк. И они как «бабахнули» повыше нас! И мужики как втопили по газам! И я за ними.

“Детей сзади мы накрыли одеялами – не столько из-за возможных осколков, сколько для того, чтобы они не видели, что вокруг. Я этого не хотела.

…А потом я увидела свой город…”

…Вокруг меня – разбитая дорога, воронки, горелые машины, упавшие деревья, тела на обочинах… Это полный апокалипсис. Стараясь не смотреть по сторонам, я мчалась за всеми.

На выезде мы «уперлись» в другую колонну машин. Их было очень много, километров пять. И мы поняли, что не выедем до начала комендантского часа.

Мы вышли из машин. Я сказала: я назад не поеду, я буду ночевать здесь. Другие сказали: мы тоже не поедем.

Спасение

С нами парнишка был. Он говорит: я тут таксовал. Если не боитесь, я вас выведу по грунтовке, вдоль обрыва, над морем.

Это были вторые ралли в моей жизни: гнать очень быстро, километров девяносто, по разбитой грунтовке… Нам удалось обогнать эту очередь и выскочить на блокпост.

А эти ребята, с которыми мы ехали, хоть и говорили «мы не будем тебя ждать», но на каждом перекрестке, где стояли полицейские или военные, они кричали: «Там серый форд! Серый форд с нами! Не разрывайте колонну!»

"Когда мы выскочили за город, все вышли из машин и стали плакать, обниматься. В этот момент мы поняли: все, мы спаслись".

И был такой прилив эйфории!

«Ялта». Первая ночь на свободе

Мы заночевали в «Ялте» – поселке пансионатов в 40 км от Мариуполя. Поначалу мы планировали вскрыть один из корпусов, аккуратно зайти, ничего не трогая, не ломая, и переночевать. Даром, что отопления нет – не на улице же оставаться… Но вскрывать не пришлось: в хозяйском домике оказались люди, которые нас и впустили.

Мы обсудили с ребятами из автоколонны дальнейшие планы и поняли, что нам не по пути. Кто-то ехал в Одессу, кто-то даже в Крым. А на север, в Запорожье, – только мы.

На следующее утро, в 5:00, мы выдвинулись в Запорожье и…заблудились. Указатели сняты, google-карты не работают, мы в каких-то камышах…

"Чтобы узнать дорогу, мне приходилось выходить, раскинув руки, на середину трассы, прямо под машины. Потому что все боялись останавливаться".

Так мы добрались до украинского блокпоста под Запорожьем и примкнули к колонне машин. И попали под обстрел.

Последний обстрел

Когда полетели снаряды, эта колонна – как стадо антилоп в фильме про Короля Льва – стала «разбегаться» кто куда. Варианта было два: либо прижиматься к обочине и ждать, либо ломиться со всеми. Я поломилась со всеми. И ломилась я так, что поцарапать машину или отбить стекла для меня было уже неважным. Важным было, чтобы машина ехала.

Стреляли сзади и очень близко. Мы видели, как попали в несколько машин за нами. Но мы проскочили.

В Запорожье нас переписали как беженцев, и мы поехали в Днепр. Нас там ждали, фактически, чужие люди – знакомые знакомых знакомых.

Это была первая ночь, когда мы спали в кроватях. Когда мы смогли умыться, помыться, поесть нормальной еды.

Дальше по Украине ехать уже было спокойно.

«Мы не сможем вернуться»

Мы приехали в четверг, и на следующий же день, с утра, я вышла на daily-meeting.

А через несколько дней меня стало «догонять». Накрывал страх: Боже мой, что же я сделала! Ведь случиться могло все, что угодно!

Божий промысел, что у меня не сломалась машина. Что мы вообще выехали. Что нас нигде не подбили, не взорвали, мы не пробили колесо. Это дорога, и в мирное время может случиться все, что угодно!

И стало накрывать «а что могло бы случиться».

Потом я получила известие, что мой дом разрушен. Соседи сказали, что прилетело в наш подъезд, в 4-5 этаж. Я живу на 4-м. И стало еще тяжелее.

“Дети стали задавать вопросы: мол, когда мы сможем вернуться? «Я скучаю за своей комнатой, за своими вещами». Я не обманываю их – я им говорю, что мы не сможем вернуться. Но у нас будут новые вещи, у тебя будет новая комната. Но туда мы вернуться не сможем”.

Хотя, честно говоря, пока я своими глазами не увижу, я не поверю, что все кончено. У меня постоянно мысли в голове: «Ну, все же не могло сгореть? Там же что-то осталось? Ладно, сапоги сгорели. Кастрюля, например, не могла сгореть? Посуда же не могла сгореть?» Я же своими глазами этого не видела…

Быть здесь и сейчас

Я больше не строю долгосрочных планов. Я стараюсь «быть здесь и сейчас» и планировать только на один день. И если планы нарушаются, я это принимаю. Хотя раньше это мне давалось тяжело.

Я стараюсь обходиться тем, что есть здесь и сейчас.

“Вот у меня есть вот такая кастрюля, вот такая каша, вот такая вода, значит я буду из этого готовить. Есть вот такая одежда, я буду ее надевать. Вот таким одеялом я буду укрываться”.

Очень помогают привычки из прошлого, перенесенные сюда. После приезда я провела инвентаризацию того, что у меня есть, и определила, что мне еще необходимо. И непросто, чтобы выжить, а чтобы жить.

Поэтому я купила именно те средства по уходу за собой, которыми пользовалась дома. Кому-то это покажется чрезмерной тратой, потому что в этом нет необходимости. Но для меня это важно. Я продолжаю здесь свою утреннюю рутину так, как это было дома.

Работа в глубоком тылу

Самый основной раздражающий фактор – это телефон. Я его уношу в другую комнату и подхожу к нему раз в час, раз в два часа, когда у меня перерыв. Я знаю, что сейчас у меня не может быть срочных звонков. В первые дни после нашего побега мне постоянно писали и до сих пор пишут близкие, которые разыскивали меня тогда. И нужно было всем ответить. В итоге пришлось сделать пост о том, что мы в порядке и у нас все хорошо.

Так же на рабочем компьютере я не ставила ни Фейсбука, ни WhatsApp, никаких мессенджеров.

Я начинаю работать где-то с 9:00. И все время смотрю на часы, чтобы не вставать из-за компьютера хаотично. Сконцентрироваться очень тяжело, и все время хочется то попить, то покурить, то кофе, то переложить вещи.

Поэтому, если я села за компьютер, я буквально заставляю себя не вставать: пока я не дочитаю этот абзац до конца, я не оторву глаз от монитора; пока я не обработаю этот комментарий, я не встану из-за компьютера. Это достигается именно усилием воли.

Поддержка Лизардов

Еще в Мариуполе я каждый день получала сообщения от Лизардов. От ребят из команды, от менеджера, от Лены HRG – она очень много писала. От Олега, бизнес-аналитика в моей команде, который передает мне дела. Мне писали «выйди на связь», «как ты?», «держись».

Мне было очень приятно и немного непонятно: почему все эти люди меня так поддерживают? Я ведь им чужой человек. Я же проработала в компании две недели. Это давало мне ощущение, что мне будет куда вернуться. Да, домой я уже не вернусь. Но есть что-то, куда я смогу вернуться.

“У меня нет ощущения, что весь мой мир рухнул, именно благодаря тому, что я удержалась на работе. Рухнуло все, а вот это – осталось. Вот почему я вышла сразу на митинг: потому что есть что-то, что осталось”. (ред.: еле сдерживая слезы).

После Победы

“Первым делом я должна вернуться в Мариуполь и увидеть это своими глазами. Если есть возможность, что-то забрать из вещей. Хотя бы одну горелую кастрюлю”.

Второе – я должна найти жилье. Конечно, здесь я могу оставаться сколько угодно, но у меня двое детей – мне нужна хорошая школа, хороший детский садик, кружки, поликлиника.

(авт.) А для себя что?

Знаешь, в моем последнем жилье настоящей «вишенкой на торте» была посудомойка! Я о ней мечтала всю жизнь. И я ее купила! (ред.: смеется).

И, наверное, когда у меня снова будет посудомойка, я пойму, что я снова вернулась к тому, что у меня было до войны.

Месседж себе в 25-26 февраля

Готовиться к худшему. Быть менее оптимистичной.

Месседж Лизардам

Держаться друг друга. Сохранять максимальное количество связей с людьми. Я, например, не умею развести костер, но кто-то умеет.

“И когда все рушится вокруг, когда вещи теряют ценность, в какой-то момент люди вокруг вас становятся тем, что вас спасает. У тебя сгорит дом, ты потеряешь имущество, ты потеряешь деньги, но люди вокруг тебя, если ты сбережешь эти связи, всегда останутся”.

В завершение

Многие сейчас мне говорят «ты такая молодец», «ты мать-героиня», но это преувеличение. То, что мы выехали и спаслись, – это большей частью удача. Нам повезло.

Но есть один момент, за который я сама себе могу сказать «я молодец» – а я редко себе такое говорю. И это то, к чему я прошу прислушаться других: нужно всегда оставаться людьми.

“В самые страшные моменты. В моменты самого черного отчаянья нужно всегда оставаться людьми. И не делать того, за что потом будет стыдно. Потому что война кончится. Момент самого животного страха кончится. И всем, кто что-то не то сделал, что-то не то сказал, потом будет очень стыдно”.

В Мариуполе я видела многое: люди опускались, совершали страшные поступки, мародерничали, воровали, обманывали, подставляли, предавали своих же.

Моя подруга с мужем, который работает в полиции в очень высоком звании, уехала раньше. Они знали, как уехать, но они не сказали никому. Я всегда считала ее своей очень близкой подругой. Но они поступили именно так. И я считаю, это подло.

Я же ничего не сделала и не сказала такого, за что мне после было бы стыдно.
И это важно.